Вы здесь

Дерево без цветов

Пост(?)советская пьеса
Файл: Иконка пакета 07_orlova_dbc.zip (65.49 КБ)

Действующие лица:

Володя Сергунов, первокурсник, 17 лет.

Олеся Ильсеньева (Леся), школьница, двоюродная сестра Володи, 15 лет.

Женька Каширин, первокурсник, друг Володи, 17 лет.

Настя Белодедова, третьекурсница, 20 лет.

Захарцев Олег Петрович, и. о. декана истфака, 40 лет.

Валентина Ивановна Белодедова (Ивановна), замдекана истфака, мать Насти, 45 лет.

Тетя Ира, учительница истории, мать Леси, 43 года.

Дина, секретарь деканата.

Голос Сергунова-старшего.

Голос женщины.

Голос мальчика.

Голос девочки.

Охранник.

Студенты.

Прохожие.

Время действия — начало XXI в., место действия — город на юге Сибири.

ПРОЛОГ

На полу в круге света стоит магнитофон. Обычный черный портативный магнитофон с выдвинутой до отказа радиоантенной. Чем ярче свет, тем яснее слышно радио: хрипы, свисты, помехи, сквозь белый шум прорываются обрывки фраз.

Голос мальчика. Папа, когда ты вернешься?

Женский голос. Он номер сменил.

Голос Сергунова-старшего. Есть момент, когда история еще не началась.

Женский голос. Я запрещаю тебе ему звонить.

Голос Сергунова-старшего. Времени мало, я улетаю в командировку. Куда? Вам и не снилось...

Голос мальчика. Папа, папа, алло!

Голос девочки. А дяди Васи нет дома. Хочешь, я расскажу тебе сказку?

Голос мальчика. У меня только пять минут...

Голос девочки. Я начну, а в следующий раз дорасскажу. Ты еще позвонишь?

Голос мальчика. Мне нельзя сюда звонить.

Голос Сергунова-старшего. До начала истории нет ни правых, ни виноватых. Нет войн. Нет искусства. Есть желание выжить. И тоска по красоте.

Голос Захарцева. Разве ты не получил все, что хотел?

Голос Сергунова-старшего. Наоборот, я от всего отказался.

Голос Захарцева. Ты не считаешь, что это предательство?

Женский голос. Зачем тебе знать историю?

Голос Володи Сергунова. Потому что я хочу знать причину всего.

Голос Сергунова-старшего. Пять минут в запасе, потом я пойду.

Кто-то с шумом бежит в темноте по авансцене. Два человека с дорожными сумками на долю секунды появляются в пятне света. Один из них подхватывает магнитофон. Убегают. Помехи перекрывает шум колес поезда. Слышно вокзальное объявление: «Поезд 389Е Новый Уренгой — Челябинск прибывает на второй путь. Посадка осуществляется через тоннель. Нумерация вагонов начинается с головы состава».

1. БУМАГА

Летний день клонится к вечеру. Желтые квадраты оконного света легли на мраморный пол вестибюля института. Охранник почти дремлет за столом. Мимо него проходят студенты, преподаватели, торопятся домой. Поток редеет, наступает тишина. Вдруг входная дверь открывается, на пороге — двое парней с дорожными сумками: это Володя и Женька. Володя чуть повыше ростом, Женька в очках, живой и подвижный. Оба, не обращая внимания на охранника, проходят вперед.

Охранник. Куда с сумками?

Женька. А это не общага?

Володя. Мы только с поезда...

Охранник. Общага — девятнадцать «а».

Женька. Нет там «а».

Охранник. Выйди — забор обогни и направо.

Женька. Как все сложно. Спасибо! (Володе.) Че, потащились…

Володя. Да погоди ты. (Опустив сумку на пол, приближается к стенду, рассматривает фотографии.)

Женька. Почему столько Японии? Какие-то дни японской культуры, что ли, у них? (Помедлив, тоже ставит сумку на пол и подходит вслед за Володей к стенду.)

Володя. Я и не знал, что он успел побывать в Японии…

Женька. Ах, блин, это отца твоего? Я не понял…

Володя (вглядевшись, читает хокку под картинкой).

 

Не из обычных людей

Тот, кого манит

Дерево без цветов.

 

Женька. Да… Восток — дело тонкое… Слушай, прости, я правда не понял…

Володя. Смотри, это тетя дала. Из семейного архива. Первый курс…

Женька. Такие взрослые… Может, вообще все люди тогда старше выглядели?

Володя. Это из-за усов. Отец всегда усы носил. И шапку эту мохнатую, помню ее. Наверное, с первого курса в ней и ходит… (Осекся.) Ходил.

Женька. А рядом — это кто?

Володя. Фиг знает. Друг какой-то.

Женька. А девушка?

Володя. Тетя Ира, скорей всего. Раз папа на первом, она, значит, уже была на третьем…

Охранник. Вы че там застряли?

Женька. Щас-щас! Уже идем! (Володе.) Пошли, нам еще коменданта искать.

Володя (не двигаясь с места, продолжает смотреть на фотографию). Полтора месяца прошло уже… Я не смог на похороны приехать — ЕГЭ сдавал.

Входят Захарцев, Настя и Ивановна. Захарцев в рубашке и брюках, пиджак перекинут через руку, в другой руке — портфель. В очках, растрепанный, весь похож на сердитую, взъерошенную птицу. Ивановна — сухая тетка, одета строго. Тоже в очках. И пиджак через руку — в точности как у Захарцева. Настя — высокая девушка в белой футболке не по размеру, на которой логотип с надписью «Приемная комиссия». Футболка такая длинная, что почти скрывает шорты. Ноги у Насти очень изящные, Володя и Женька уставились на них и почти не обращают внимания на то, что говорят Захарцев и Ивановна.

Захарцев. Понимаете, Валентина Ивановна? Сейчас все только и будут говорить — при Сергунове не так было, Сергунов бы не так поступил… А я что могу — если мне приказ сверху? Интересно, как бы Вася против министерства пошел? Липовые журнальчики бы сдавали?

Ивановна. Да, Олег Петрович. Прекрасно понимаю.

Захарцев. Невозможно каждый шаг контролировать, а то надорвешься. Но все равно приходится постоянно подгонять, объяснять, разжевывать, как будто все кругом непроходимо тупые и не понимают своих прямых обязанностей… (Резко останавливается, смотрит на стенды выставки.) Это еще что? Я вас спрашиваю — это что?

Настя. Вы ходите мимо полтора месяца и только сейчас увидели?

Захарцев(Ивановне). Вот! Вот! Видите! Сейчас еще придется с любимчиками сражаться. На пустом месте задирается. (Насте.) Послушайте-ка, госпожа Анастасия Белодедова! Ваш сарказм — как подштанники на заборе. Глупо и совершенно не к месту. Я сам подал студсовету идею этой выставки. Я даже фотографию из своих архивов дал. (Тычет пальцем в черно-белое фото, где изображены первокурсник Сергунов и тетя Ира. Теперь понятно, что друг Сергунова — это молодой Захарцев.) И да — я уже давно хожу мимо и думаю: снимут ли через неделю, через две недели, не вечно же слезы лить! Перед сессией прошел конкурс плакатов на социальные темы, где результаты, где победители? Почему до сих пор не повесили? Доску почета почему не вернули?

Настя. Хорошо, я дам распоряжение…

Захарцев. Ах, она даст распоряжение! Госпожа Белодедова, давайте так: чем меньше людей мы задействуем — тем быстрее справимся с задачей. Картины снимать — не мешки ворочать. Зачем нам еще кто-то? Вы же здесь? Здесь. Выставки курировать — ваша обязанность? Вот и славно. Методический кабинет открыт, снимите все сами, своими ручками, и отнесите туда. (Ивановне.) Извините, что я при вас так вашу дочь воспитываю. Но невозможно же уже терпеть. Совершенно распустились при Сергунове.

Ивановна(с холодком в голосе). Пожалуй.

Захарцев. Не отлынивать! Завтра проверю.

Настя. Я же в приемной комиссии…

Захарцев. В комиссии не вы одна, справятся пока и без вас.

Стремительно идет к выходу, хлопает дверью, Ивановна выскальзывает следом. Настя начинает снимать фото со стендов. Володя и Женька переглядываются, подходят к Насте.

Володя. Привет, Настюха.

Настя. Привет-привет. А ты с какого курса? Не помню что-то…

Женька. Обижаешь. Пятый, конечно.

Володя. Да врет он. Абитура мы.

Настя. А-а. Много вас тут ходит, всех не упомнишь. (Володе.) Что, на истфак, что ли, поступаешь?

Володя. На истфак.

Настя. Ну и дурак.

Володя. Конечно. Не юрист, не экономист — дурак, кто же еще?

Настя. Да погоди обижаться. Если б сейчас деканом был Сергунов, я бы первая сказала — молодец, чувак! Истфак и ничего больше, даже не думай! Но теперь-то у нас… темные времена… (Приобнимает их за плечи, чтобы они придвинулись поближе, говорит вполголоса.) Теперь деканом будет Захер…

Женька. За что?

Настя. Вот и я говорю: за что?

Володя. Захер?

Настя. Вот и я говорю: захер нам Захер?

Володя. Злобный?

Настя. Не то слово. Да вот, вы сами только что видели. Захарцев Олег Петрович. Характер злобный, местами самодур. Они ж были враги с Сергуновым, обалдел ректорат, кого ставит на место декана, все его ненавидят, старшекурсники против, половина преподов тоже…

Володя. А Сергунов хороший человек?

Настя. О мертвых плохо не говорят, но не поспоришь — классный дядька. Простой такой, в джинсах всегда… Не ставил из себя ничего, не корчил… (Щурится, глядя на Володю.) Что-то мне лицо твое знакомо…

Женька (хочет обратить на себя внимание, берет со стойки газету, показывает). У вас и факультетская газета есть, круто! А в ней первокурсников печатают?

Настя. Журналистом быть хочешь? Забудь. Редактор — моя мамочка. Ты ее видел сейчас.

Женька. Ну так замолви за меня словечко…

Настя. Да зачем тебе эта дрянь? (Забирает у него газету.) Бурда официозная.

Володя. Здорово. Столько всего узнали — и про себя, и про преподов, и про газету… а подошли вообще не за этим.

Настя(иронически). А зачем? Телефончик попросить?

Володя (подыгрывая). Лучше фоточку на память. (Пауза.) Но не твою. С выставки.

Настя. С выставки не дам. Это собственность факультета.

Володя. Ничего, факультет не осудит. Скажешь, сыну отдала.

Настя. Какому сыну?

Володя. Сергунов моя фамилия.

Настя (не сразу, изумленно). То-то я гляжу, брови какие-то знакомые, и рот… Но у него же не было детей! Он жил с сестрой и племянницей, я точно знаю…

Володя. Родители развелись, когда я мелкий был. Отец сразу уехал, мы и не общались совсем.

Настя. Да-а… Дела… Раз так, бери, конечно…

Володя забирает фотографию, где втроем стоят Сергунов, Захарцев и тетя Ира.

Женька. Ну, мы пошли! Чао, бамбино!

Настя. Счастливенько. (Провожает взглядом Володю.)

Володя и Женька выходят на высокое крыльцо.

Володя. Странно.

Женька. И правда, странно. Странно ты себя ведешь.

Володя. Я?!

Женька. Чего не взял телефончик?

Володя. Задумался.

Женька. О чем ты только думал? Я как на эти ножки глянул — вообще про все забыл.

Володя. Ножки ничего, меня другое заинтересовало.

Женька. «Другое» тоже ничего себе.

Володя. Да заткнись! Откуда она знает, что отец не был женат?

Женька. Откуда? Не смеши меня. Они, наверное, знают даже, что он ел на завтрак и ужин. А ты что хочешь, бабье царство, гуманитарный корпус… Вот поступим — будем как козлы в огороде!

Володя. Я что-то беспокоюсь, не был ли папа таким же веселым козликом…

Женька. Может, и был. А может, и не был. Чего прошлое ворошить?

Они идут по зеленым переулкам, проходят насквозь большие зеленые дворы, движутся мимо облупленных пятиэтажек, залитых вечерним солнцем, которое скрашивает бедность, старость, а выгоревшую краску превращает в произведение искусства. Окна по летнему времени открыты, на балконах сохнет белье, откуда-то слышатся слабые звуки фортепиано, постепенно они все громче и отчетливее. Становится ясно, что это не запись: невидимый исполнитель то начинает и обрывает музыкальную композицию, то берет несколько аккордов, то пробегает пальцами хроматическую гамму…

Володя. Блин, и тут забор. Хренов джипиэс…

Женька. Слушай, мы уже полчаса шаримся. Может, общага не девятнадцать «а»? (Смотрит в телефон, пытаясь определить положение.)

Володя. Мы, наверное, сильно вправо забрали. (Останавливается.) Видишь номер дома?

Женька. Не. Тут, по-моему, все номера перепутаны. (Присмотрелся.) А зато вижу, что там на дереве кто-то сидит.

Володя. Где?

Женька показывает пальцем.

Володя. Опа… (Замирает, пытаясь понять, не обознался ли.) Хм… Она, не она… Не могу понять… Леся! Леська!

Леся (высунувшись из ветвей). Тихо! Тсс!

Володя (счастливо). Ну ты не узнала меня, что ли?

Леся. Володька-а-а-а!.. (Спрыгивает с дерева, бросается ему на шею, хохочет. Володя вертится, пытается стряхнуть ее.)

Володя. Ну хорош, хорош, слезай! (Со смехом.) Слезай, говорю, тяжелая! Тебе ж не десять лет!

Леся. Пятнадцать!

Женька. А на вид так все восемнадцать.

Володя (стучит пальцем Лесе по лбу). Дури много для восемнадцати.

Леся. И ничего это не дурь! Ты думаешь, я просто так, а я музыку слушаю.

Женька. А зачем на дереве?

Леся. Так лучше слышно.

Володя. Музыку можно и дома послушать.

Леся. Можно. Но тут особый случай. Знаешь, я раньше, сколько ходила по этой улице, и не слышала, чтоб кто-то играл. Я тут рядом живу, вы же к нам шли?

Володя (замявшись). Ну, я думал заглянуть.

Леся. Сейчас пойдем. Вот, так о чем я… А полтора месяца назад мне было очень плохо… Ну, понимаешь сам, несколько дней после похорон… (Пауза.) И я иду тут вечером, слышу — играют. Вроде ничего особенного. Но меня зацепило почему-то… Стояла и слушала. На следующий день иду — тишина. Несколько раз походила — тишина. А вот недавно опять, и сегодня… Я пытаюсь с дерева высмотреть, кто это, но шторы задернуты.

Володя. Наверное, какая-нибудь училка музыки.

Женька. Ага. На пенсии, скучает.

Леся. Да без разницы, кто. Я так хочу спасибо сказать, а некому.

Володя. Высчитай квартиру по окнам и позвони в дверь.

Леся. Я пробовала, никто не открывает.

Володя. Тогда письмо напиши. Бумажное.

Леся. А это мысль… Слушайте, как мы удачно встретились! Тут же всего несколько кварталов — и вот он, наш дом.

Володя. А общага знаешь, где?

Леся. Общага вон там. (Показывает на соседнюю многоэтажку. Смотрит на Володю, понурившись.) Ты что, не будешь жить с нами?

Володя. Я не хочу вас стеснять.

Женька. Детка, ты не понимаешь! Жизнь в общаге — это же благо для человека. Друзья, вечеринки…

Леся. Угу… Пьянки-гулянки… (Володе, обиженно.) Ты лучше с ним в общаге жить будешь, чем с нами дома? Променял нас с тетей Ирой на какого-то очкарика… (Женьке.) Ты кто такой? Откуда взялся?

Володя. Это мой друг, мы вместе приехали поступать.

Женька. Евгений Каширин. Очень приятно. (Протягивает руку.)

Леся(не берет руку Женьки. Грустно, Володе). Мама… то есть тетя Ира очень тебя ждет. Она вещи хотела передать кое-какие. Ей одиноко… как дяди Васи не стало…

Володя. Вещи я и так возьму, я же все равно собирался сегодня в гости прийти. Вот только сумку кину — и сразу приду. Ну, обезьянка, не расстраивайся.

Хочет погладить Лесю по голове, но Леся увертывается. Отворачивается и, скрестив руки на груди, стоит к ним спиной. Володя трогает за плечо, она дергает плечом, дуется.

Володя (хмыкнув). Ха! Ну, вот что с ней делать? Жека! Может, пошли к ним, а? В общагу успеем до вечера.

Женька. Протянем, опоздаем, потом придется на улице спать…

Володя. Зачем на улице? Тетя Ира к себе пустит.

Леся (возмущенно). Э! На него мы не договаривались!

Володя. Места всем хватит. Не хватит — я себе на полу постелю.

Леся. Для тебя уже комната дяди Васи готова.

Володя. Мне там, наверное, будет неуютно.

Леся. Да ты ее даже не видел!

Володя. Все-таки… Только полтора месяца прошло…

Леся. Суеверный, что ли?

Володя. Как-то это неуважительно.

Леся. Он бы только обрадовался.

Женька. Я-то не суеверный, если что.

Володя. Тебе там спать необязательно.

Женька. Да оба на полу поспим, что ты переживаешь?

Володя. Ладно, пошли.

Уходят.

2. БУМАГА

Квартира Ильсеньевых. Комната, в которой когда-то жил старший Сергунов: по ее внешнему виду сразу понятно, что бывший хозяин — историк и увлечен Востоком: шкафы ломятся от научных сборников, на полках экспонаты личной коллекции — статуэтки и черепки, но немного, в остальном комната вполне аскетическая. На стенах висят маски, над кроватью — большая фотография: студенты и преподаватели на раскопках. Входят Володя, Женька, Леся и тетя Ира. Тетя у Володи маленького роста (Леся на нее здорово похожа), очень веселая, кудрявая, внешне — характерный типаж учительницы.

 

Володя. А можно Женьке тут сегодня остаться? А то в общежитие тащиться…

Леся. Мам! Скажи, что нельзя! (Делает страшные глаза.)

Тетя Ира. На полу могу постелить. (Женьке.) А ты не испугаешься тут спать?

Женька (с восхищением рассматривая маски). Я сам испугаю кого хотите. Вон — она уже боится. (Кивает в сторону Леси.)

Леся. Ничего я не боюсь.

Женька. Это театр кабуки?

Тетя Ира. И он тоже. Некоторые Вася сам делал, другие настоящие. Угадаешь?

Володя. Сам делал? (Снимает маску со стены, рассматривает.)

Тетя Ира. Он вообще любил мастерить.

Володя. У нас дома его полки до сих пор висят. Но чтоб маски…

Тетя Ира. Он вечно с какими-то поделками возился. Я так жалела, что тебя мать к нам не отпускала…

Володя. Она принципиальная.

Тетя Ира. Гордая.

Володя подходит к фотографии, которая висит на стене.

Тетя Ира. Это позапрошлым летом, на раскопках. Его студенты.

Володя. Вот эту девчонку встретил сегодня. (Показывает пальцем на Настю на фотографии. На фотокарточке Настя смеется, Сергунов-старший обнимает ее за плечи.)

Тетя Ира. Она даже к нам в гости ходила. Нынешний третий курс, его любимцы. На похоронах рыдали хуже, чем я. (Пауза.) Сейчас не заглядывает что-то, стесняется… Настя ее зовут, кажется.

Володя. Угу.

Тетя Ира. По-моему, она была немножко влюблена в него.

Володя. Н-да?

Пока они рассматривают фотографию, Леся устроилась за письменным столом. Вытащила из ящика синий конверт и лист бумаги, корябает письмо. Женька вертится возле нее, заглядывает через плечо.

Женька. Давай пиши! (Диктует.) Да-ра-гой вир-ту-оз! Вы поразили мое воображение, и я вся… трепещу… ай! (Увертывается, потому что Леся собралась его треснуть.)

Леся. Мам! Пойдите чай попейте, а?!

Тетя Ира. А ты что там пишешь?

Леся. Подружке.

Женька. Ага. Интернеты-то у нас еще не изобрели. Почтовым голубем отправлять…

Леся. Мам, ну убери его!

Володя. Теть Ира, пойдем, я еще потолковать хотел. С глазу на глаз. (Идут все втроем на кухню.)

Тетя Ира. С глазу на глаз? А этому глазу можно? (Показывает на Женьку.)

Володя. Да можно. Он сам видел. Тут какая-то история с фотографией. (Вытаскивает из коридора дорожную сумку, вынимает оттуда фотографию с выставки.) У тебя есть такая?

Тетя Ира. Нет. Где ты взял?

Володя. Я же говорю, я в корпусе был. А там выставка. Я и прикарманил. Мне эта Настя фотографию отдала.

Тетя Ира. Ну, я догадываюсь, кто ее на выставку повесил. Грехи замаливает.

Володя. Захарцев?

Тетя Ира. Ну конечно. Это же он. Они с твоим папой однокурсники. Когда-то мы все втроем дружили.

Володя. Потом раздружились?

Тетя Ира. Потом я вышла замуж за военного, бросила аспирантуру и моталась по гарнизонам. Твой папа женился и уехал на Север. Деньги зарабатывать.

Володя. Его надолго не хватило.

Тетя Ира. Ну да, не выдержал. Сюда вернулся, его взяли преподавателем… Он сразу в гору пошел, он не мог без науки, твой отец. Есть такие люди.

Володя. Ну ясно, призвание и всякое такое, дальше. Этот-то что?

Тетя Ира. Захарцев? А ничего. Дружба врозь. Он карьерист… А руководство твоего отца больше выделяло. И командировки ему, и в Японию, и гранты, и то, и се. А потом вообще деканом выбрали. И все, совсем разругались.

Володя. А теперь, значит, раскаивается.

Тетя Ира. Внешне. А внутренне рад, наверняка. Теперь ему никто палки в колеса не ставит. (Внимательно смотрит на Володю.) А ты отца не прощаешь…

Володя. Мама не прощает. А я… не знаю.

Тетя Ира. Его все очень любили.

Володя. А он… любил?

Тетя Ира. Он нас очень любил. Меня и Леську. Студентов любил своих.

Володя. Только не надо говорить, что он любил их, как отец.

 

3. ШОРОХ

Вестибюль гуманитарного корпуса, осеннее утро. Свет в окнах холодный, на улице пасмурно. Буфет работает, только что кончилась лекция, первокурсники толпятся у окошка. Володя и Женька пытаются форсировать очередь, но ничего не выходит, и они пристраиваются в хвост. К ним подходит Настя.

Настя. Здорово, перваки! Что, к посвящению-то готовы или как?

Володя. А чего там готовиться? Я видел, как филологи посвящались.

Женька. Ага, по всему корпусу бегали. Их подушками били, мукой посыпали…

Настя. Не дождетесь. Захер отменил эстафету.

Женька. Захер?

Настя. Затем, что это «грязный балаган».

Женька. А что же мы будем делать? Танцевать менуэт? (Делает благостное лицо, исполняет несколько па.)

Настя. Менуэт не менуэт, а номер готовьте для концерта.

Женька. Тогда хип-хоп. (Танцует.)

Настя. Лучше, если побольше народу будет задействовано. Вы же команда… типа.

Женька. Ну, я захвачу кого-нибудь в рабство.

Володя. Чего уставился? На меня не надейся.

Женька. Я его уломаю, только время нужно.

Настя. Время поджимает. Неделя осталась. Я думала — пока декана не утвердили, будут и с посвящением тянуть, а нет. Он уже расслабился. Не боится, что мы чего-нибудь вытворим…

Володя. Кто — мы?

Настя. Мы — старшие курсы.

Володя. А вы на самом деле что-то придумали?

Настя. Да, только это большой секрет. Но тебе могу сказать, как сыну…

Женька. А мне? А мне?! Как другу сына?!

Настя. Не, никакого блата. (Отводит Володю в сторону.) У нас остались записи лекций Сергунова…

Володя. Ага, и что?

Настя. На концерте в какой-то момент включится запись. Будет похоже, будто мы спрашиваем, а Василий Владимирович… ну, отвечает. Мы составили ответы из кусочков. (Беспокойно смотрит на него.) Если ты скажешь, что это кощунство, мы не будем…

Володя. Не, почему. Делайте. Хорошо придумали. Я не помню его голоса…

Настя. Понятно… (Нервно улыбнувшись.) А представь, как Захер обозлится! Он уже прочел вам первую лекцию?

Володя. Угу.

Настя. И как тебе?..

Володя. Ну, читает нормально. Только рявкает все время.

Настя. Он на всех рявкает. Никого не уважает.

Женька (не выдержав, подходит к ним). А мальчишник будет? Мне старшаки говорили…

Настя. Мальчишник… Мальчишник тоже Сергунов изобрел.

Женька. Так что — не будет? Мне-то расписали, как это все круто, типа, собираются парни-первокурсники, истфак, филфак, весь гуманитарный корпус… Закрытая вечеринка, диджей, коктейли, девчонки самые отвязные…

Настя. При Захере — держи карман шире. Никакого тебе мальчишника. Будем все строем ходить, как пионеры с барабанами.

Володя. А тебе бы пошел пионерский галстук.

Настя. Не думаю. Я не люблю ходить строем. (Собирается уйти.) Ладно, давайте там креативьте, думайте, как себя представить.

Женька. Мы станцуем в пионерских галстуках.

Настя. Не стоит. Разве что на вас будут только одни галстуки… (Подмигивает Володе, уходит.)

Женька. Видал?! (Володя хмыкает, пожимает плечами.) Чувак, ты должен танцевать! Если тебя рядом нет, она на меня не смотрит даже…

Володя. Брачные танцы — не мой профиль.

Женька. Если не умеешь, так даже лучше! Я буду выгодней смотреться…

Володя. Вот уж спасибо.

Женька. Шучу! Да соглашайся ты, я же вижу, она тебе нравится. Это будет честное состязание.

Володя. Ага, честное. Я танцевал последний раз в детском саду на утреннике.

Женька. Можешь надеть заячьи уши, если тебе так спокойнее.

Уходят.

4. ЦВЕТЫ

Ясный осенний день, бабье лето. Пыльный подъезд, фикусы в горшках, косые лучи солнца падают на лестницу, на стену с почтовыми ящиками. Над ящиками наклеено объявление: «Не мусорить». В подъезд заглядывает Леся, заходит и внимательно смотрит на ящики.

 

Леся. Открыто, повезло! Сорок пять… (Засовывает синий конверт в почтовый ящик.) Что бы еще такое сделать?

 

Леся убегает, возвращается с букетом последних осенних цветов. Пробует пристроить букет в почтовый ящик, но стебли распадаются, оказавшись в щели. В конце концов она решает просунуть пучок в петлю, на которой должен был висеть замок, и ей это почти удается, только один цветок еще надо протолкнуть — и получится прекрасная композиция. Но кто-то вошел в подъезд вслед за ней, некоторое время стоял за спиной незамеченным, а потом изо всех сил хлопнул по железной крышке прямо у Леси над головой.

Захарцев. Читать не умеем, значит? (Тычет пальцем в табличку.)

Леся. Это не мусор. Это цветы.

Захарцев. Цветы вон — в горшках. А это мусор. Засохнет через час.

Леся. Вам жалко, что ли? Это ваш ящик?

Захарцев. Мой.

Леся. Ой. Наверное, я ошиблась квартирой.

Захарцев. Уверен просто.

Леся. А скажите тогда, где живет пианист?

Захарцев. Какой пианист?

Леся. Не притворяйтесь. Он почти каждый вечер играет.

Захарцев. Ах, этот! Да какой он пианист — лабух.

Леся. Вы разбираетесь в музыке?

Захарцев. Просто у меня есть вкус. Который у тебя, видимо, отсутствует. (Вытащил букет из петли, с презрением встряхнул.) Забери, пожалуйста. Тут даже молочай.

Леся. А что? Молочай тоже растение. (Протягивает руку к букету, но медлит.) Почему вам не нравится эта музыка?

Захарцев. Спать мешает.

Леся. В восемь вечера спать ложитесь? (Берет букет, смотрит выжидающе.)

Захарцев. Я тебя не задерживаю.

Леся. Я вас тоже.

Захарцев. Ты здесь не живешь.

Леся. Почем вам знать, вы ж не общаетесь с соседями.

Захарцев. Нечего тут отираться.

Леся. Я уже неделю, как к этому дому хожу. Даже окно знаю, где играют. Жалко, шторы всегда задернуты. (Отступает к входной двери.) Я на дерево забираюсь, чтобы лучше слышно было.

Захарцев. Ты не пробовала, я не знаю, на концерты ходить? Плеер купить?

Леся. А на дереве бесплатно. (Открывает подъездную дверь.)

Захарцев. Забесплатно полиция с дерева снимет.

Леся. Вы скажите пианисту, чтоб он не грустил так. Музыка красивая, но очень грустная. (Выходит из подъезда, дверь захлопывается.)

 

5. ШОРОХ

Сцена актового зала гуманитарного корпуса. Полным ходом идет посвящение истфака. Шуточки ведущего, сценки, зажигательные танцевальные номера, песни… Перед сценой стоит стол с ноутбуком, звукооператор, тоже из студентов, быстро переключает треки. В какой-то момент группа танцоров прерывает выступление: один из них тормозит, выходит из рисунка танца, машет руками, чтобы другие остановились.

Первый старшекурсник. Постойте, постойте. Вот мы тут пляшем-пляшем, а я забыл спросить…

Второй старшекурсник. На место вернулся! Это еще что?

Первый старшекурсник. Я спросить хочу.

Второй старшекурсник (в зал). Он нам номер срывает!

Первый старшекурсник. Один маленький вопрос: а разрешение-то у нас есть?

Второй старшекурсник. Какое еще разрешение?!

Третий старшекурсник. Тихо, это прикол. Он притворяется, что память потерял. Для тех, кто в танке: у нас праздник. Посвящение первого курса.

Первый старшекурсник. А этот праздник не занесен в реестр запрещенных праздников?

Второй старшекурсник. Запретить посвящение? До такого даже наш деканат не додумался.

Третий старшекурсник. Тогда уж и вступительные экзамены давайте запретим.

Первый старшекурсник. Вы точно знаете, что все в порядке?

Третий старшекурсник. Ну хочешь, сейчас у руководства спросим. (Задирает голову, кричит.) Василий Владимирович!

Свет мигает, становится синим, таинственным.

Первый старшекурсник. Василий Владимирович!

Второй старшекурсник. Василий Владимирович!

Третий старшекурсник. Василий Владимирович, а мы спросить хотели…

Голос Сергунова-старшего (запись лекции, слышны постукивания, переговоры студентов). У кого какие вопросы — задавайте, пять минут в запасе!

Первый старшекурсник. Почему только пять?

Голос Сергунова-старшего. Времени мало, я улетаю в командировку. Куда? Вам и не снилось, куда.

Первый старшекурсник. Я знаю, давайте спросим, у кого какие отметки будут в эту сессию!

Второй старшекурсник. Зачем, мне и так все понятно. У меня по истории отечества точно пересдача будет.

Первый старшекурсник. Почему?

Второй старшекурсник. Потому что Василий Владимирович уже не сможет прочитать мне этот курс.

Третий старшекурсник. Василий Владимирович, вот вы улетаете, а как мы без вас-то будем? Что станет с факультетом?

Голос Сергунова-старшего. Вы знаете, этот вопрос я предлагаю перенести на следующий раз. Сами поймете почему, тема большая и неприятная… Как это — какая? Вы чем слушали, когда я диктовал? Смутное время будет. Народные волнения, супостаты на троне, в общем, вашим языком говоря, всякий треш.

Саркастический хохот зрителей. В зале возле стола звукооператора внезапно появляется Захарцев.

Голос Сергунова-старшего. Мне тут вспомнилась одна восточная мудрость, да, да, я знаю, дурацкая, пошлая привычка — так завершать выступление, но вы уж мне простите эту привычку сегодня…

И тут запись обрывается. Захарцев оттолкнул старшекурсника, сидящего за ноутбуком, выключил звук. Зал возмущен, студенты орут, свистят, топают ногами. Володя, услышав, что голос отца стих, бежит к звукооператору.

Захарцев (звукооператору). Вы что творите? Посмотрел бы Сергунов на своих любимцев…

Звукооператор. Но это ж…

Захарцев. Просто шутка, хотите сказать? Это не шутка. Это надругательство над образом покойного.

Володя. Надругательство — это то, что вы сейчас сделали.

Они молчат, смотрят друг на друга.

Захарцев. Хорошо тебя обработали.

Володя. Отойдите от пульта.

Захарцев. Ты еще не понял, что тобой управляют?

Володя. Это наш праздник.

Захарцев. Пляски на костях? (Уходит, отодвинув Володю плечом.)

Володя (звукооператору). Врубай.

Старшекурсники в растерянности покидают сцену, звучит бравурная музыка, появляется ведущий. На его лице некоторое замешательство, которое быстро проходит.

Ведущий. Ладно, все, что мы хотели — мы узнали, а чего не узнали — то всем и так понятно. (Смешки в зале.) Думаю, время первому курсу показать себя!

Женька высовывается из-за кулис: времени осталось всего чуть, а напарник где-то шляется. Володя взбирается прямо из зала на сцену; Женька, не выдержав, подбегает к нему.

Женька. Ты где был?!

Володя только отмахивается. Звучит музыка ответного выступления первокурсников…

6. ДЕРЕВО

Осенний вечер, уже почти стемнело, фонарь возле подъезда загорелся, освещая облупленную дверь. Дерево с голыми ветвями темным силуэтом виднеется на фоне стены; в ветвях кто-то устроился. Во дворе лают собаки, пискнула сигнализация машины. Случайные звуки. Окно на втором этаже, там, где шторы задернуты, светится ярче других, будто разгорается, как фонарь. Наконец послышались слабые звуки фортепиано, но тут же стихают. Захарцев раздергивает шторы, видит на дереве Лесю.

 

Захарцев. Немедленно слезай оттуда. Я тебя предупреждал, уже звоню.

Леся. А вы мне наврали.

Захарцев. Я звоню уже.

Леся. Пока они приедут, я десять раз успею слезть.

Захарцев. Я скажу, что ко мне пытались влезть в окно. И приметы опишу.

Леся. Вы наврали мне. Зачем? Я хотела спасибо сказать за музыку.

Захарцев. Это не музыка. Набор звуков. Играю, чтоб расслабиться. Сосредоточиться.

Леся. Как Шерлок Холмс. Я все фильмы смотрела.

Захарцев. Лучше б книги читала.

Леся. Я читала.

Захарцев. Те, кто читает книги, по деревьям не лазают.

Леся. Как раз наоборот: те, кто читает книги, не гоняют людей с деревьев почем зря.

Захарцев. Ты нарушаешь личное пространство.

Леся. Так не видно ж ничего, шторы же задернуты.

Захарцев. Убирайся. (Захлопывает окно, задергивает шторы.)

Леся. Фу, как невежливо. (Хочет слезть, но почему-то ловкость ей изменяет, и она с шумом падает с дерева. Окно распахивается, опять высовывается Захарцев.)

Захарцев. Доигралась?!

Леся (морщится). Ничего, забейте. Фссс…

Леся пытается подняться, шипит от боли. Окно опять захлопывается.

Леся. Сволочь.

 

Леся поднимается, ковыляет к скамейке. Распахивается дверь подъезда, выскакивает Захарцев. Помогает Лесе добраться до скамейки.

Леся. Чего это вы прискакали? Подумаешь, ж... ударила.

Захарцев. Выбирай слова. (Усаживает на скамейку.)

Леся. Как есть, так и говорю.

Захарцев (пытаясь осмотреть ее ногу). Ничего не сломала? Ребра…

Леся (шлепает его по руке). Все сломала! Все ребра в ж... сломала!

Захарцев. Ненавижу детей.

Леся. Я тоже.

Захарцев. Сколько тебе лет?

Леся. Вам зачем?

Захарцев. Пытаюсь понять, акселератка ты или просто дура.

Леся. Просто дура. Мне семнадцать.

Захарцев. Врешь.

Леся. Вам какое дело?

Захарцев. До дома-то дойдешь?

Леся. Доковыляю, не бойтесь.

Захарцев. У тебя с коленки кровь льется. Пойдем, хоть перебинтуешь.

Леся. Заманить к себе хотите?

Захарцев. Ты вроде сама рвалась.

Леся. Не дождетесь.

Захарцев. Не дури, пойдем.

Леся. А чаем напоите?

Захарцев. Да разве от тебя отвяжешься? Напою.

Уходят.

7. ДЕРЕВО БЕЗ ЦВЕТОВ

Квартира Захарцева. Мебель обычная и даже безликая, по ней нельзя сказать, чем занимается хозяин — разве что видно, что он очень аккуратен, до щепетильности. Глухие шкафы, стол, кресло, диван. Из общей тривиальной обстановки выбивается только фортепиано. Шторы задернуты, все залито желтым светом от люстры.

Леся. А можно пианино посмотреть?

Захарцев. Фортепиано. (Ведет ее в комнату, сажает на диван и начинает искать в шкафу аптечку.)

Леся. Вы только для себя играете, да?

Захарцев. Очень неуклюжий намек. Только для себя. (Находит аптечку.) Вообще-то ненавижу играть.

Леся (растерянно). Да?

Захарцев. А ты представь. Пять лет музыкальной школы, меня туда чуть не палкой загоняли. Родители. Чтоб был культурным. Вот я и стал… культурным.

Леся. Зачем же вы играете, если вам так противно?

Захарцев. Условный рефлекс. Как только происходит в жизни что-то мерзкое, сразу хочется поиграть. Что смотришь? Шутка. Когда не из-под палки, мне, конечно, нравится музыка. Но все равно, не люблю, если слушают.

Леся. Я случайно…

Захарцев. И на дерево случайно залезла? (Идет на кухню, возвращается с двумя чашками и чайником.)

Леся. Нет, на дерево нарочно.

Захарцев. Да ты и свалилась нарочно.

Леся. Вы что думаете, мне себя не жалко?

Захарцев. Я думаю, что ты очень хитрая.

Леся. А вы не жадничайте. Не могут же люди затыкать уши, проходя мимо вашего дома. Вы письмо мое читали?

Захарцев. Читал. Зачем ты подписалась «Три икса»?

Леся. А зачем вам мое имя…

Захарцев. Чтоб я знал, кого благодарить… за внимание.

Леся. Вам же не нужно внимание. Или нужно? (Пауза.) А можно еще написать?

Захарцев. Ну напиши.

Леся. Нет, без «ну».

Захарцев. Пиши.

Леся. Буду писать. От трех иксов. А можно еще прийти?

Захарцев. Ну приходи.

Леся. Без «ну».

Захарцев. Липучка.

Леся. Не обзывайтесь.

Захарцев. Это кличка. Три икса — вульгарно, буду звать тебя Липучка.

Леся. Так еще вульгарней. Меня Леся зовут.

Захарцев (едва сдерживая смех). А меня — Олег Петрович.

 

8. ШОРОХ

Крыльцо гуманитарного корпуса, серый день поздней осени. Холодно и промозгло, падает снег и кое-где забелил землю. Толпа перед корпусом, в основном третьекурсники. Шум, гам, кое-кто уже развернул плакаты, кое-кто ждет условного сигнала. Передают друг другу термос с горячим чаем. Настя расхаживает с мегафоном, греет дыханием замерзшие пальцы. Володя дает ей кружку с дымящимся чаем.

 

Володя. На, время пока есть.

Настя. Сейчас уже начинаем. (Отхлебывает.) Где Жека?

Володя. Побоялся, наверное.

Настя. Чего бояться? Ну вызовут в деканат, будут «воспитывать». Не ходи, и все.

Володя. Может, и схожу, ради интереса.

Настя. Да поверещат и перестанут. Никто вас не исключит. (Из корпуса доносится звонок.) Пора.

Настя отдает в мегафон команды. Студенты строятся с плакатами перед корпусом, начинают выкрикивать лозунги. Настя, стоя над ними, на ступеньках, руководит. Володя рядом, держит термос. Плакаты — всякая мелочевка: «Верните мальчишник!», «Мы за свободное посещение лекций», «Против рейтингов», «И. о., Вам здесь не рады», а самый главный плакат вопрошает огромными буквами: «ЗАХЕР?». Какое-то время нет никаких помех, потом из корпуса выходит охранник, но, не вмешиваясь, встает в стороне. Появляется Захарцев в накинутом пальто, делает знак охраннику, подходит к Насте.

Захарцев (вполголоса, спокойно). Мегафон отдай.

Настя. Не дам.

Захарцев неожиданно больно сжимает ей запястье, Настя вскрикивает, выпускает мегафон из руки, Захарцев его подхватывает. Толкает Настю в спину, так что она теряет равновесие, по инерции спускается на несколько ступенек, машет руками, чтобы не упасть.

Захарцев (в мегафон). А теперь послушали все! (Студенты гневно гудят, поднимают плакаты, но Захарцев их перекрикивает хорошо поставленным преподавательским голосом.) Вы что, в демократию решили поиграть? Так идите к пятому корпусу, там ректорат. Убедите ректора, что у вас плохой декан!

Голос из толпы. Ректор тоже козел!

Захарцев. Ах, и ректор не подходит? Тогда у министерства митингуйте. Только вам разрешения не дадут. Интересно, а сейчас оно есть? (Насте.) Где документы? (Нет ответа.) Тьфу, детский сад. Вы соображаете, что делаете? Один мой звонок — полфакультета заберут куда надо.

Настя. Вам это не надо.

Захарцев (опустив мегафон). Ты права, я не за этим пришел. Я хочу знать: чем вы так недовольны? Тем, что сергуновские пьянки убрали, вроде мальчишника? (Студенты опять угрожающе загалдели. Захарцев перекрикивает.) Что это вообще значит — свободное посещение лекций? Я что, должен перед пустой аудиторией надрываться? Я зря работаю, что ли? И все преподаватели зря работают? За что мы зарплату получаем?

Голос из толпы. Слыхали мы эту песню!

Захарцев. Да не слыхали вы ничего, я вас ни разу на лекции не видел. Пересдачу хотите, наверное.

Голос из толпы. Писец, испугали! (Взвизг, дикий хохот присутствующих.)

Захарцев. А, нет, я ошибся, вы вообще в армию хотите.

Голос из толпы. Да лучше в армию! Там не будут рейтинги считать-вывешивать, кто лучше портянку завернул!

Хохот.

Захарцев. Юморист! Чего вы так взъелись на эти рейтинги? Боязно? Пригрелись на бюджете, потерять не хотите? Так учитесь лучше. Привыкайте к конкуренции, потом пригодится. (Гоготание.) Вы думаете, я все это изобрел? Чтобы вас пытать? Это реформы образования.
И я поддерживаю обеими руками. Потому что надоело. Лучше пусть будет втрое меньше студентов, зато нормальные все. За что мы надрываемся? Кого мы выпускаем каждый год? Лоботрясов, которые потом все равно переучиваются. На продавцов и мерчендайзеров. На каких-нибудь менеджеров среднего звена. (Гул усиливается, его слов почти не слышно в общем шуме.) Идите подготовьтесь лучше. Я вижу, тут в основном триста вторая и триста третья группы, вы не забыли, что у вас контрольный срез?

Захарцев уходит, забрав мегафон. Студенты провожают его свистом и выкриками. Считая, что акция удалась, начинают сворачивать плакаты. Володя стоит в задумчивости. Настя подбегает к нему.

Настя. Ты почему мегафон не забрал?

Володя. Я растерялся.

Настя. Нет чтобы помочь! Смотри, как он меня схватил! (Демонстрирует синяки на запястье.)

Володя (виновато). Больно? (Касается ее руки.)

Настя. Уйди, не тронь!

Володя. Слушай, он так говорил… Он же не дурак вообще-то.

Настя. Володя, очнись! Это же Захер! Дело даже не в реформах, он просто мерзкий тип! Ты же сам слышал, как он на лекциях, как он с людьми! Твой отец бы не допустил такого…

Володя. Я — не мой отец.

Настя (с расстановкой). Да уж я вижу! Нечем гордиться! (Повернулась, чтобы уйти, остановилась.) Через неделю ректорский совет… Что хотите делайте, а я позабочусь… Если даже выберут — так чтоб эта тварь долго на деканском месте не просидела. Понял меня?

 

 

9. ДЕРЕВО БЕЗ ЦВЕТОВ

Квартира Захарцева. Тот же день поздней осени. За окнами падает снег. Леся и Захарцев пьют чай. Общаются очень уверенно, видно, что они уже давно на короткой ноге. А с Лесей иначе и не получается.

Леся. Сегодня у вас опять мерзкое настроение?

Захарцев. Было мерзкое.

Леся. А теперь лучше?

Захарцев. Чуть лучше.

Леся. Потому что я пришла?

Захарцев. Много на себя берешь.

Леся. Может, все-таки немножко мерзкое? Вы бы тогда поиграли…

Захарцев. Хватит выпрашивать.

Леся. Зачем музыка, если никто не слушает?

Захарцев. Все-таки ты липучка.

Леся. Я не липучка. Не хотите сами — поучите меня играть!

Захарцев. Во-первых, я не учитель… (Запнулся.) музыки… Во-вторых, тебе уже поздно учиться.

Леся. Почему? В школе говорили, у меня есть слух.

Захарцев. Это как балет. С определенного момента учить уже поздно. Руки жесткие…

Леся. Кстати, я всегда думала, что у пианистов длинные пальцы. Помните, я вам писала в третьем письме?

Захарцев. Ну.

Леся. А у вас не длинные.

Захарцев. Я и не пианист. И вообще ногти грызу.

Леся. Нервная работа?

Захарцев. Есть немного.

Леся. Вы врач?

Захарцев. Врачи не грызут ногти.

Леся. М-м-м-м… Учитель?

Захарцев. Не совсем.

Леся. Как интересно. А можете меня по математике подтянуть?

Захарцев. Проблемы с математикой?

Леся. Ненавижу цифры и числа. Меня от них тошнит. Особенно в математике, там одни цифры. Еще тошнит от истории.

Захарцев (посмеиваясь). Меня тоже иногда тошнит от истории.

Леся. Почему?

Захарцев. В истории слишком много дураков заслужило вечность.

Леся. Это точно… Ладно, не будем о неприятном. Ну правда, поучите лучше меня музыке. Я же не отстану. (Открывает крышку фортепиано, нажимает.) Это какая нота?

Захарцев. Ре.

Леся. А эта?

Захарцев. Соль.

Леся. А эта?

Захарцев. Тоже ре. Диез.

Леся. Диез — это черная, значит. А можете не подсматривая?

Захарцев. Валяй. (Отвернулся. Леся нажимает клавиши.) Ми. До. Фа-диез. Или соль-бемоль. Без разницы.

Леся. Так диез или бемоль?

Захарцев. Без разницы, говорю же. Долго объяснять.

Леся. Да. Сложная штука музыка. Мне бы только одну песню научиться играть, и все… (Тихонько напевает.)

Захарцев. Ну-ка отойди, я подберу. (Садится к фортепиано.)

Леся. Ага, попались! Вы же не любите, когда слушают…

Захарцев. Сейчас я слушаю, пой. Что ты там мычала только что?

Леся. Я не мычала!

Леся напевает уже погромче, они вместе подбирают мелодию, песня звучит все сильнее и увереннее.

10. БУМАГА

Квартира тети Иры. Все тот же день. Окна уже темные, на столе торшер. Леся под лампой устроилась писать очередное письмо, мурлычет песенку под нос. Входит Володя, кидает мокрую куртку на диван, мрачен.

 

Леся. Ты чего такой? Опять ваш декан настроение испортил?

Володя. Да нет, так… поссорился кое с кем. (Вынимает из рюкзака листки с набросками, бросает на стол.)

Леся. Почему ты так поздно?

Володя. В общаге был, у Жеки. Вон, проект делали. Жека нарисовал карикатуры. Надо клеить-красить… Стенгазета будет… (Леся берет карикатуры, внимательно рассматривает, лицо у нее становится очень серьезным.) Прикольно, да? Мне вот эта нравится, как роспись на греческой вазе.

Леся. Прикольно…

Входит тетя Ира, в руках пакет с тетрадями на проверку. Кладет их поверх газеты, снимает плащ, вешает на вешалку. Забирает куртку Володи и тоже вешает.

Тетя Ира. Что у вас тут? Подпольная типография?

Володя. Стенгазету готовим.

Тетя Ира. Вы поаккуратней. Захарыч такого юмора не понимает.

Володя. Может, на второй раз поймет.

Тетя Ира. Ну, ты же не думаешь, что он сам уйдет?

Володя. Нормальный человек ушел бы сам.

Тетя Ира. Допустим, даже и уйдет он, а на его место кого посадят? Ты не подумал, что еще хуже может быть?

Володя. Будет хуже — мы не промолчим.

Тетя Ира. Ох, Володька, доиграешься! Видно, у нас это семейное… Нас с Васей в студенческие годы тоже чуть не вытурили.

Володя. За что?

Тетя Ира. Да за стенгазету как раз. Там было что-то политическое, я сейчас и не помню. А помню, что за нас весь факультет горой стоял. Меня потащили в деканат разбираться, а я уже тогда с химией ходила, кудрявая была, как сейчас, даже еще сильнее. И была немножко похожа на эту правозащитницу американскую, чернокожую, ты, наверное, не знаешь, о ком я… На Анжелу Дэвис.

Володя. Знаю. Борец за права женщин.

Тетя Ира. Да, черная она была… Меня и прозвали Анжелой Дэвис за эту химию. И вот представь: я в деканате сижу, мне уже исключением грозят, а за дверями весь факультет собрался, с плакатами, и кричат: «Свободу Анжеле Дэвис! Свободу Анжеле Дэвис!» Всех-то не исключишь… Газету сняли, конечно… Но и нас оставили в покое.

Леся. Свободу Анжеле Дэвис! Свободу Анжеле Дэвис! (Прыгает вокруг стола.)

Володя. Свободу Анжеле Дэвис!

Они оба подбегают к тете Ире, хватают ее за руки и кричат вместе: «Свободу Анжеле Дэвис! Свободу Анжеле Дэвис!»

Тетя Ира (смеется). Ох, ребята, шутки плохи!

Володя. Все хорошо будет! (Звонит мобильный телефон, Володя смотрит на дисплей, обрадованно берет трубку.) Да, Насть! (Идет в другую комнату.)

Леся (берет карикатуру, показывает тете Ире.) Мам, это их декан, да?

Тетя Ира (смеется). Да, и ведь как похож! Вот Женька зараза!

Леся. А он умеет играть на пианино?

Тетя Ира. Кто — Женька?

Леся. Декан.

Тетя Ира. Вот ты спросила, не знаю… (Задумалась.) Вроде Захарыч окончил музыкальную школу, да. И пианино дома стояло, если не продали… Только он его терпеть не мог. Говорил, что в музыкалку его чуть ли не кнутом загоняли.

Леся. Понятно. (Складывает карикатуры на столе в аккуратную стопку. Видно, что ей не по себе.)

Тетя Ира. А ты почему спрашиваешь?

Леся. Не знаю. Мне кажется, он похож на музыканта. Ты видела, пианисты, когда играют — волосы вот так отбрасывают… (Махнула головой, показывая.)

Тетя Ира. На Бабу Ягу он похож, честно-то сказать. (Смеется.) И по характеру такой же. Он ухаживал за мной на третьем курсе, ужас!

Леся. А ты только папу любила?

Тетя Ира. Только папу. Я всегда мечтала замуж за военного, они такие подтянутые, правильные…

Леся. Правильные-правильные, а нас оставил…

Тетя Ира. А что делать, это жизнь, тут не угадаешь.

Тетя Ира выходит. Леся смотрит на стопку карикатур.

Леся. Что же делать-то… Что же делать…

11. БУМАГА

Квартира Захарцева. Снова зимний день. Леся звонит в дверь, Захарцев открывает ей — вид у него почему-то довольно нарядный, новый галстук, только что выглаженная рубашка.

Леся. Ух ты, вы нарядились. Для меня?

Захарцев. Много на себя берешь…

Леся. Вы всегда так говорите.

Захарцев. Просто сегодня важный день.

Леся. Вас выдвигают в депутаты?

Захарцев. Не дай боже.

Леся. А что тогда? (Проходит в комнату, садится в кресло.)

Захарцев. Может исполниться одна старая мечта. Правда, не знаю, порадует ли меня это теперь. Пять минут в запасе. Потом я пойду.

Леся. Дядина фраза.

Захарцев. Что?

Леся (отчаянно). Дядя так говорил студентам. Они приходили в гости, а ему на вечернюю лекцию. Так и шли до корпуса кучей.

Захарцев. Твой дядя — преподаватель?

Леся. Был.

Захарцев. Был… Так…

Долгая пауза.

Леся. Я вашу музыку услышала как раз весной. В мае. Вам, значит, тоже было очень-очень плохо. Значит, не так уж вы его ненавидели?

Захарцев. Так ты ильсеньевская дочка… Я должен был понять. Ты на нее похожа. Я тебя, может, даже видел в детстве… (Долго молчит, отвернувшись к шкафу. Леся обеспокоенно привстала в кресле, но он опять говорит, и голос странно изменился.) Ну и сколько тебе лет на самом деле? Тринадцать? Четырнадцать?

Леся. Я… я же говорила уже, что семна…

Захарцев. Не прикидывайся! Будто я не знаю, когда Ирка родила!

Леся. А я думала, у меня проблемы с математикой!

Захарцев. Четырнадцать или пятнадцать, не больше! Да, нечего сказать… Хитер твой братец…

Леся. Что? При чем тут Володя?

Захарцев. Да уж конечно ни при чем! Знаю я, как эти дела обделываются… Подсылают такую акселератку, хрен поймешь, ей пятнадцать или двадцать лет! Потом люди всю жизнь отмыться не могут…

Леся. Что за бред? Вы о чем?!

Захарцев. Зачем ты пришла?

Леся. Я…

Захарцев. Да не трудись, не выдумывай. Брат надоумил, сама бы ты не догадалась. Ну, Сергуновы! Сынок-то далеко пойдет! (Громко, глядя в потолок.) Слышишь, Вася? Далеко пойдет! Ты хоть его бросил, не воспитывал совсем, а он все равно в твою породу вышел! Готов сестрой пожертвовать, лишь бы меня подставить! (Лесе.) Что смотришь? Убирайся отсюда!

Леся. Я никуда не пойду!

Захарцев. Вон!

Леся. Не орите на меня!

Захарцев. Ты думаешь, я тебя выталкивать буду? А мне потом припишут еще какие-нибудь побои средней тяжести. (Идет к столу, садится, повернувшись к ней спиной.) Я с тобой не буду разговаривать.

Леся. Раз я такая опасная, бегите, запритесь от меня в кабинете! Или прыгните из окна, сломайте ногу. Тогда никто не подумает, что вы ко мне приставали! (Захарцев молчит.) Не дождетесь. Не уйду я никуда. (Снова садится в кресло, нога на ногу, выжидающе смотрит.)

Захарцев. Уходи.

Леся. Не уйду.

Захарцев. Уходи.

Леся. Не уйду.

Захарцев. Шантажировать будешь? Так тебе нечем…

Леся. Как вы можете?!

Захарцев. Что тебе надо? Что ты прицепилась ко мне?

Леся. Я… я, наверное, вас люблю.

Долгая пауза.

Захарцев. Еще не хватало. Фантазерка.

Леся. Вы думаете, я вру? Я не знала сначала, что вы декан. Володя вас ненавидит, это правда. Но, даже если б я знала, что вы — это вы, я бы все равно пришла.

Захарцев. Если б я знал, что ты — это ты, думаешь, я б тебя впустил? Да никого бы не впустил! (Крутит пальцем у виска.) Я, наверное, с ума сошел…

Леся. Это сейчас вы с ума сошли! Раньше доверяли, а теперь как с цепи сорвались!

Захарцев. Да почему я должен тебе доверять? Ты мне врала, что тебе семнадцать.

Леся. А какая разница? Семнадцать, пятнадцать — все равно несовершеннолетняя! И я не виновата, что вы там навоображали у себя в голове…

Захарцев. Кто — я навоображал?! Нет, деточка. Это ты все придумала. Ты сама заварила кашу. Посмотри на меня внимательно — что тут любить?!

Леся. Сейчас вы очень стараетесь, чтобы нечего…

Захарцев. Ты пойми! Я у тебя в голове — не я, а образ, который ты выдумала, как друг твой воображаемый… Романтический отшельник, ученый, я не знаю, что там… (Леся сидит в кресле, окаменев.) Умная девочка… Вся по уши в книжных бреднях… (Леся молчит.) Ты долго еще будешь тут сидеть?

Леся молчит. Захарцев делает к ней шаг, в бешенстве разворачивается и выходит в другую комнату, хлопнув дверью.

12. ШОРОХ

Вестибюль гуманитарного корпуса. Идет пара, поэтому пусто. Охранник опять клюет носом. Настя и Женька осторожно выглядывают из коридора, оценивая обстановку. У Насти в руке свернутый рулон — стенгазета.

Настя. Спит?

Женька. Ну, практически. Главное, не зашуршать.

Настя. Оперативно: ты четыре кнопки и я четыре.

Почти бесшумно прикалывают стенгазету. Охранник дремлет. Вдруг слышатся шаги, мимо пробегает Ивановна: вид у нее совершенно отсутствующий, пальто расстегнуто. Женька и Настя пытаются спрятаться, но Ивановна их даже не замечает.

Женька. Куда это она?

Настя. Так совет еще не начался. Захер до сих пор не появился. У меня был расчет, что он зайдет и увидит газету.

Женька. Уже на двадцать минут задержали.

Настя. Он вообще никогда не опаздывает, тем более на ректорский совет… Знаешь что? Последи за ней, она, наверное, к его дому пошла. А я тут побуду — может, они просто разминутся.

Женька. Так пошли вместе!

Настя. Она меня прибьет, если увидит, что я за ней слежу. А тебе ничего, ты и на митинге не был…

Женька. Щас, я за курткой.

Настя. Да выходи так, времени нет!

Охранник (встрепенувшись). А? Что?

Настя (сладким голосом). А Олег Петрович пришел уже?

Охранник (листая журнал). Нет.

Настя. Понятно. Подождем…

Женька, ежась, идет по улице вслед за Ивановной. Она торопится, оскальзывается на подтаявшем снегу, бежит наикратчайшей дорогой к дому Захарцева, причем возле уха у нее постоянно телефон: набирает, ждет, сбрасывает, потом опять набирает… Добирается наконец до подъезда, звонит в домофон. Никто не отвечает. Ивановна звонит в соседнюю квартиру.

Ивановна. Здравствуйте, вы не могли бы открыть? Человеку плохо… Не открывает… Сорок пятая… Да какие наркоманы, у вас тут притон, что ли?

Сигнал отключения домофона. Ивановна звонит в другую квартиру, ждет, никто не берет трубку. Женька подходит.

Женька. Валентина Ивановна, что-то случилось?

Ивановна. Похоже, что да. А вы почему без куртки?

Женька. Да я из общаги… вышел в магазин.

Ивановна. Не открывают. Все на работе, одна бабка сумасшедшая…

Женька. Давайте я. (Набирает номер бабкиной квартиры.) Здравствуйте, это полиция. Собираем показания. Кто у вас в соседнем сквере лампочки повыкручивал? Я понимаю, что вы ни при чем. Бабушка, откройте, я поднимусь. По домофону неудобно писать. Да, да, наркоманы повыкручивали. (Писк открывающейся двери, Женька распахивает створку.) Оп-ля!

Ивановна. Пойдемте, поможете мне. Может, дверь придется ломать.

Женька. А какая там дверь?

Ивановна. Железная.

Женька. Хе, это только автогеном…

Ивановна. Ну мало ли что потребуется! Вы принципиально идти не хотите?

Женька. Да я помогу, конечно. Не нервничайте так…

Входят в подъезд.

13. БУМАГА

Квартира Захарцева. Леся сидит в кресле, смотрит исподлобья на дверь. Бесконечно долго звонит мобильный Захарцева, брошенный на столе. Потом начинает доноситься из прихожей сигнал домофона. Леся поднимает голову.

Леся. Может, подойдете? А то сейчас дверь будут ломать.

Захарцев входит в комнату, берет мобильный со стола, смотрит пропущенные вызовы.

Леся. Из вуза? (Захарцев едва обозначил кивок.) Волнуются за вас. Думают, вдруг сердце, у дяди Васи тоже так было.

Захарцев (шипит). У дяди Васи…

Леся. А вы их впустите, пусть увидят, что все в порядке.

Захарцев. Никого я больше не впущу. И ты уходи. (Роется в ящике стола, находит письма в синих конвертах.) Вот, забирай и уходи. (Протягивает письма.)

Леся. А вы не боитесь отдавать? Вдруг я их покажу кому-нибудь? (Пауза.) Вы мне все-таки верите. Просто очень боитесь.

Захарцев. Мне надоели твои домыслы.

Леся. Вот что: можете верить, можете нет. Я правда не знала, что вы декан. Я догадалась очень поздно. И не потому, что дура. Просто то, что о вас говорят, и вы… Совсем непохоже.

Захарцев. Да уж представляю, что говорил твой дядя.

Леся. Дядя вообще никогда ни слова не говорил про вас.

Захарцев. Совсем ничего?

Леся. Он зла не держал.

Захарцев. Еще бы он зло держал, всю жизнь мне испоганил.

Леся. А когда-то вы были друзьями…

Захарцев. Друзей не подсиживают. (Пауза.) Я должен был стать деканом. Я, а не Вася, еще пять лет назад. Он не администратор, никогда им не был. У него мама анархия, папа стакан портвейна. Он документы чуть ли не левой ногой писал. Развел бардак на факультете. Сейчас вот он умер, а бардак никуда не делся. Особенно в головах.

Леся. Его выбрали, потому что все его любили…

Захарцев. Эта любовь один вред принесла.

Леся. Ну да. От любви вообще один вред. Вот вы на встречу опоздали.

Захарцев. Я опоздал, потому что твой братец подложил мне свинью.

Леся. Свинья — это я, стало быть.

Захарцев. Стало быть.

Леся. Чудесно. Вы мастер комплимента.

Захарцев. Не жди, что буду извиняться.

Леся. Мы вроде договорились, что Володя ни при чем. Что я сама пришла.

Захарцев. Зачем? Зачем ты пришла?

Леся. Я же сказала уже.

Захарцев. Я тебе не верю.

Леся. Что, доказательства надо?

Захарцев (с иронией). А храбрости хватит?

Леся. Хотите, чтоб я с моста прыгнула?

Захарцев. Зачем же, есть способы и получше. Раздевайся.

Леся (через паузу). Вы что, уже не боитесь скандала?

Захарцев. Ты же меня любишь. Ты же никому не скажешь.

Леся. Вы что-то совсем…

Захарцев. Я так и знал. Пошла вон.

Леся с письмами в руках выбегает в прихожую; всхлипывает.

Захарцев. И чтоб я тебя больше не видел.

Леся замирает, услышав это, потом швыряет на пол письма; срывает с вешалки свою куртку; разрыдавшись, выскакивает на лестничную площадку, сталкивается лицом к лицу с Женькой и Ивановной.

Женька. Ты че ревешь? Ты че тут делаешь?! (Хочет схватить ее за руку, Леся вырывается, сбегает вниз по лестнице. Женька хочет бежать за ней, но Ивановна тормозит его.)

Ивановна. Каширин, вы куда?

Женька. Это Володькина сестра!

Ивановна. Вы мне еще понадобитесь.

Женька. Но там же…

Ивановна. После разберемся.

Женька. Что она тут забыла?!

Входит вслед за Ивановной в незапертую квартиру. Осторожно переступает через письма, разбросанные на полу в прихожей. В комнате Захарцев открыл дверцы в шкафу-стенке, достал стопку, поставил на стол, вынул было и бутылку коньяка, но, услышав в прихожей шаги, быстро спрятал бутылку обратно, захлопнул дверцы.

Захарцев (думая, что Леся вернулась). Да что ты лезешь со своей любовью! Сказал же, видеть тебя не хочу!

Входят Женька и Ивановна. Женька сразу же замечает фортепиано…

Захарцев. А, это вы…

Ивановна. Принесла вашу почту и еще кое-какие бумаги. Посмотрите, есть срочное.

Захарцев. Зря с совета ушли. Могли бы секретаря отправить.

Ивановна. Совет перенесли. На следующий понедельник. (Помолчав.) Честно говоря, вы меня поставили в очень неловкое положение. Я думала, вы на больничном, а вы…

Женька (указывая на неубранную рюмку). А вы тут квасите…

Захарцев (прячет рюмку). Каширин, выйдите.

Ивановна. Он не мешает.

Захарцев. Мешает. Я вообще к себе не пускаю студентов.

Женька. А школьников?

Захарцев. Каких еще школьников?

Женька. Из вашей квартиры только что выбежала школьница. Вся в слезах. Как вы это объясните?

Захарцев. Валентина Ивановна, я не собираюсь выслушивать всякий бред. С вами я буду говорить, а его уберите.

Ивановна. Евгений, подождите меня у подъезда, пожалуйста.

Женька. Если что — звоните.

В прихожей Женька собирает письма с пола. Быстро выходит в подъезд.

Захарцев. Зачем вы его привели?

Ивановна. Просто подвернулся под руку.

Захарцев. Терпеть не могу таких. Лезут не в свое дело, вынюхивают…

Ивановна. А ему есть что вынюхивать?

Захарцев. У меня безупречная репутация.

Ивановна. Что это за девочка выбежала нам навстречу?

Захарцев. Ну, только не начинайте тоже.

Ивановна. Это выглядело странно, согласитесь.

Захарцев. Моя личная жизнь никого не касается.

Ивановна. У вас появилась личная жизнь?

Захарцев. Вас-то это почему интересует?

Ивановна. Все знают, что вы сухарь. От вас и жена ушла.

Захарцев. От женщин одно зло.

Ивановна. Спасибо на добром слове.

Захарцев. Вот зачем вы притащились? Тут и без вас хватает…

Ивановна. Женщин?..

Захарцев. Идиотизма. (Опять вынимает из шкафа коньяк.) Хотите?

Ивановна (холодно). Спасибо, воздержусь.

Захарцев. А я уже не могу воздерживаться. Свихнусь, наверное, скоро.

Ивановна. Похоже на то.

Захарцев. Простите, что вы сказали?

Ивановна. Мне очень жаль.

Захарцев. Чего жаль?

Ивановна. Не чего, а кого. Вас жаль.

Захарцев. Так вы пожалеть меня пришли? Думали, я тут весь больной, с градусником валяюсь?

Ивановна. Ничего я не думала.

Захарцев. Вы, если меня жалеете, выдайте замуж дочь свою, ради бога.

Ивановна. А что, есть кандидаты?

Захарцев. Да полный корпус кандидатов.

Ивановна. Ей доучиться надо.

Захарцев. Она, по-вашему, учится? Дурью мается. На преподавателей вешается.

Ивановна. Позвольте, я уйду.

Захарцев. Идите-идите.

Ивановна выходит, Захарцев не провожает ее.

14. БУМАГА

Крыльцо дома, лавочка у подъезда. Женька только что вышел из подъезда, держит в руках письма, перебирает. В процессе медленно подходит к лавке, высыпает на нее добычу.

Женька (напевая). Вот эта улица, вот этот дом… И дерево то самое, кривое… Как я сразу не узнал… Вот эта улица, вот этот дом… Пианист, пианист… Блин, я прямо сыщик. (Осторожно вытаскивает за уголки из стопки одинаковые синие конверты, распределяет перед собой на сиденье.) Семнадцатого числа… А это от двадцать пятого…

Из подъезда выходит Ивановна. Женька пытается спрятать письма в сумку, но не успевает.

Женька. Быстро вы! Он выгнал вас, да? Ах-хах… Я так и думал… Вот сволочь… (Смущен, пытается затолкать письма в сумку. Ивановна с подозрением смотрит на него, делает шаг и хватает письма, Женька вцепляется с другой стороны, идет борьба.) Дайте… ну, дайте!

Ивановна (вырвала письма, выронила одно, Женька попытался подхватить, Ивановна наступила на письмо ногой). Что это такое? Будьте добры объяснить.

Женька. Что объяснять-то, это м-мое, мне… девушка писала. А вы бросаетесь, как…

Ивановна. Какая у вас романтичная девушка. Бумажные письма пишет. (Смотрит на адрес.) А зовет-то как ласково — Олег Петрович(Женька бросается коршуном. Ивановна отталкивает.)
Зачем вы их взяли?

Женька. Это улики.

Ивановна. Улики чего?

Женька. Вы сами видели. Школьница выскочила нам навстречу, вся в слезах…

Ивановна (прячет в сумку письма). Ну и что? Видно, девица нервная попалась. Нервным даже репетитор не поможет.

Женька. Репетитор?!

Ивановна. Ну конечно. Олег Петрович репетиторствует. Иначе бы откуда школьнице взяться в его квартире? Вы головой-то думайте.

Уходит. Женька бежит за ней.

Женька. Это вы думайте головой! Какой на хрен репетитор?

 

15. БУМАГА

Квартира тети Иры. Кухня. Тетя Ира готовит, придерживая плечом мобильный телефон возле уха, говорит с кем-то без умолку. Тут же, на холодильнике, работает телевизор, который ей приходится перекрикивать. В кухню входит мрачная Леся, идет к холодильнику.

Тетя Ира. Что-то вид у тебя смурной. Два получила? Тань, я не тебе. Да нет, Леська пришла из школы, лицо какое-то…

Леся. Нормальное лицо!

Тетя Ира. Тань, я перезвоню. (Бросила мобильный на стол.) Что стряслось? Опять физик? (Леся мотает головой.) Химичка? (Леся мотает головой.) Историчка?

Леся. Истеричка. (Находит в холодильнике шоколадку, распечатывает.)

Тетя Ира. Не порти аппетит. И поговори со мной нормально.

Леся. Не хочу. (Жует шоколадку, направляется к выходу из кухни. Тетя Ира ее останавливает.)

Тетя Ира. Ну-ка посмотри сюда. Плакала, что ли? (Пауза. Леся изо всех сил старается сдержаться, морщится, но наконец ее прорывает, и она плачет. Тетя Ира прижимает ее к себе.) Ну-ну-ну. Ну-ну. Подумаешь, двойка.

Леся. Да какая двойка…

Тетя Ира. С мальчиком поссорилась?

Леся. Да с каким мальчиком...

Тетя Ира. Ну что я, слепая, что ли? Ты последнее время как не в себе… ну все, думаю, влюбилась. Он-то хоть знает? (Леся всхлипывает, кивает головой.) Дай угадаю. Призналась в любви, да? (Леся кивает, закрывает лицо руками.) Э, дорогая, это ты напрасно. Мужчины вообще таких слов боятся. И сами сказать боятся, и когда женщина говорит. Так, сказала ты ему, и что?

Леся (снова начинает всхлипывать). А он… а он говорит: раздевайся…

Тетя Ира. О, и ты из-за такого козла плачешь! Ну перестань, моя милая. Перестань, деточка. Мальчишки в этом возрасте — у них же одно на уме.

Леся (рыдает). Ма… ма… ты не понимаешь! Все еще хуже!

Тетя Ира. Еще хуже?

Леся. Он ведь это сказал… раздевайся… не потому, что хотел… чтобы я правда… Он нарочно… он хотел, чтобы я обиделась и ушла!

Тетя Ира. И ты обиделась и ушла? (Леся кивает головой, отворачивается к спинке дивана, плачет.) Вот и молодец. Правильно сделала. А он не просто козел. Он еще и манипулятор. Вообще, что-то не похоже на ребенка. Он тебя старше, наверное?

Леся (опомнившись). Не, он… из нашей школы… с параллели. Мам… да я, может, даже не хотела, чтобы он меня любил-то… Я хотела, чтобы он меня понял…

Тетя Ира. У-у-у, родная, ну ты хватила! Вот если мужчина тебя любит — вот тогда он, может быть, постарается тебя понять. Может быть. А если не любит… о чем тут говорить…

В прихожей шум — вернулся Володя. Он входит в кухню, смотрит на плачущую Лесю, на лице странное выражение.

Тетя Ира. Володя, хорошо, что вернулся пораньше. У нас тут, видишь, трагедия мирового масштаба. С мальчиком поругалась…

Володя. Я этого… мальчика… мокрого места не оставлю.

Леся смотрит на Володю с ужасом. У Володи звонит мобильный, он берет трубку.

Володя. Да, Насть. (Выходит из кухни, Леся бежит за ним. Володя сердито машет рукой, чтоб она ушла. В трубку.) Не нашла? Поищи хорошо, а? Не знаю, где конкретно! Я, что ли, там живу?

Леся. Володя…

Володя (в трубку). Ну в шкафах посмотри! В книгах! Сумки проверила? Тогда, значит, на работе их оставила! Завтра будем искать. (Нажимает на кнопку сброса.) Чего тебе?

Леся. Не тронь его. Это я виновата.

Володя. Да уж конечно, ты его еще покрывать станешь.

Леся. У нас не было ничего. Он вообще меня прогнал.

Володя. Что прогнал — я догадался, мне Женька рассказал. А вот было что-то или нет…

Леся. Ты мне не веришь?

Володя. Зачем ты вообще к нему полезла?!

Леся. Не знаю.

Володя. Он зато знал, что ему надо.

Леся. Я тебе говорю, не было ничего.

Володя. А что вы делали? Чаи вместе гоняли?

Леся. Разговаривали.

Володя. О чем ему с тобой говорить?

Леся. Ты считаешь, не о чем?!

Володя. Да брось ты. Уйди с глаз вообще. Я как подумаю, что он мог… Уйди, пожалуйста.

Леся. Я ему наврала. Сказала, что мне семнадцать.

Володя. Да какая разница. Он преподаватель. Соображать должен.

Леся. Он выгнал меня.

Володя. Сразу надо было выгонять. Если не сразу, значит, хотел чего-то.

Леся. Пожалуйста. Ради меня.

Володя. Уходи.

16. БУМАГА

Деканат истфака. Высокие шкафы, стол секретаря, на столе монитор, папки, мелкая копировальная техника. Жалюзи, большое окно, зимний день. Падает снег. За дверью возятся, скребет в замке ключ. В деканат вваливаются Володя и Настя.

Володя. Так! Сколько у нас времени?

Настя. Минут семь. Она в буфет пошла, а секретарь на кафедре. Я взяла ключ, сказала, что мама просит.

Володя. Жека на стреме?

Настя. Скинет маячок, если что. Так, давай сначала тут посмотрим. (Начинает выдвигать ящики.)

Володя (помогая). И зачем она письма на работу утащила… Ты точно хорошо поискала?

Настя. Да точно! Может, они с Захером поцапались и ей возвращаться не хотелось… Может, сама хотела проверить… Вчера вечером лезла ко мне с глупыми вопросами. Не приставал ли он ко мне.

Володя. Кто?

Настя. Да Захер. Типа, вдруг я его из-за этого ненавижу. Тихо! (Хватается за карман, где телефон.) Маячок…

Володя (шепотом). Что-то быстро она поела!

Настя кидается к двери и запирает ее изнутри на ключ.

Ивановна (дергает дверь). Дина! Дина, что случилось?

Настя (хихикая, шепотом). Дина — это секретарь. (Володе.) Давай ищи быстрее!

Дина (выходя из правого крыла). Валентина Ивановна, я здесь!

Ивановна. А кто же тогда заперся? Настя, это ты?

Настя. Упс…

Ивановна. Настя, открывай. (Трясет дверь.)

Настя. Черт… она сразу все поймет… что мы тут рылись… Надо как-то отвлечь ее… О! (Подбегает к Володе и смачно целует его, размазывая помаду по себе и по нему.) М-м-м-м!

Володя. Ты че?!

Настя. М-м-м! М-м-м-м! (Зверским шепотом — Володе.) Стони, пусть она думает, что мы тут сексом занимаемся!

Володя. М-м-м!

Настя (шепотом). Громче! Чтоб разозлилась и вообще про письма забыла! (Вслух.) М-м-м! О да! (Подбегает к Володе, начинает расстегивать ему ворот рубашки. Шепотом.) Ты слишком аккуратный!

Володя. М-м-м! Уфф! (Шепотом.) Рубашку не рви!

Настя (шепотом). А ты не пыхти, как тюлень! (Громко.) Ох… (Оббегает стол с другой стороны, проверяет ящики, продолжая стонать. Володя ей вторит.)

Ивановна. Настя, впусти меня немедленно!

Володя (отыскав в ящике письма). М-м-м! (Машет письмами, показывая Насте, прячет их за пазуху).

Настя. М-м-м! (Шепотом.) Запускаю, готовься.

Володя. М-м-м! (Взявшись за столешницу, расшатывает стол. Шепотом.) Ты-то своя тут. А меня не исключат за то, что я в деканате имитирую?..

Настя. М-м-м! (Взявшись за стол с другой стороны, помогает шуметь. Шепотом.) Лезь в окно, тут пожарная лестница рядом.

Володя. Уфф! (Шепотом, через стол.) Я же навернусь!

Настя (шепотом). Второй этаж. Знаешь, что восточная мудрость говорит?

Володя. Что?

Настя. Не ссы! (Громко.) М-м-м! О да!

Ивановна. Настя! Впусти сейчас же!

Володя (шепотом). До скорого. (Выбирается в окно.)

Настя дождалась, чтобы он благополучно спустился на землю, потом расстегнула две пуговицы на блузке, взлохматила волосы, глянула в зеркало и отперла дверь. Ивановна вваливается внутрь, за ней в проеме появляются любопытные лица студентов.

Ивановна (увидев распахнутое окно). Cбежал!

Настя. Что такое? Подумаешь, взяла ключ.

Ивановна. Кто это был? Сейчас же отвечай, кто?

Настя. Какая разница? Много их тут ходит…

Ивановна с размаху дает Насте пощечину.

Настя. Мама… Мама, мы пошутили! Пошутили!

17. БУМАГА

Володя входит в вестибюль. Женька подбегает к нему. Володя растрепан, перепачкан.

Женька. Ххах… Ты че такой?

Володя. Из окна прыгал.

Женька. Да у тебя морда в помаде! (С завистью.) Вы чем там занимались?! Письма хоть нашли?

Володя. Щас разберемся. Мне надо себя в порядок привести. А то Ивановна увидит — писец будет. (Прячется в преподавательский туалет, запирается.)

Женька (кричит, стоя у туалета). Ты только не думай, что ты особенный! Это все адреналин! Экстрим! (Понизив голос.) Идиот, прозевал такой шанс… Надо было самому в деканат идти…

Володя (из-за двери). Ты еще погромче покричи!

Женька (саркастически). Извини! Не буду мешать!

Женька отходит, садится на скамейку, опускает голову на руки, взлохмачивает пальцами шевелюру. Сидит так какое-то время, потом поднимает голову, смотрит на дверь туалета.

18. БУМАГА

Служебный туалет. Володя умывается. Отфыркивается, смотрит в зеркало, снова наклоняется над раковиной, из-за пазухи вываливается одно из писем, падает на мокрый кафель. Володя подхватывает с полу письмо — конверт уже вымок. Сминает конверт, кидает в унитаз. Письмо хочет спрятать обратно за пазуху и вдруг выхватывает взглядом какие-то строчки.

Володя (читая письмо). Чего… чего? (Углубляется в письмо, брови потрясенно хмурятся.) «Чтобы хорошо запомнить кого-то, достаточно его обнять. Будто впечатываешь в себя. Лицо со временем забываешь. Близкий человек умер, и я не могу представить себе лицо без фотографии. Немного стыдно даже. А объятия помню как вчера. Это и запах, и тепло, и вся жизнь человека в твоих руках, он тебе доверяет свою жизнь и остается в тебе навсегда». (Торопливо разворачивает письмо, читает с другой стороны. Комкает письмо и бросает в унитаз. Смывает.) Это не для следствия. (Достает из-за пазухи другое письмо, читает.) «Руки говорят о человеке больше, чем лицо, потому что не умеют притворяться. Вы ногти грызете, как школьник... Я увидела, потому что сразу посмотрела на пальцы — говорят, у пианистов длинные пальцы, а они обычные, только ногти обкусаны. Я стараюсь не грызть, только на контрольных иногда не выдерживаю, нервничаю…» (Бросает письмо в унитаз, смывает.) Чушь какая-то! (Разворачивает следующее письмо, читает.)

Женька. У тебя запор, что ли?

Володя. Это у тебя понос! Словесный. (Тщательно рвет на мелкие клочья письмо, бросает в унитаз, смывает.)

Женька. Ты в порядке?

Володя. Я сейчас выйду. (Быстро просматривает следующее письмо, рвет, смывает.)

Женька. Быстрее выходи.

Володя. Да все уже, все. (Прочитывает последнее письмо, рвет, бросает в унитаз, смывает. Моет руки, плещет водой в лицо. Распахивает дверь.) Успокойся, а?!

Женька. Где письма?

Володя. Где надо.

Женька. Да что ты говоришь. И куда ты их девал?

Володя. В надежное место.

С лестницы спускается Настя.

Женька. Насть. У нас дела.

Настя. Что такое?

Женька. Он, походу, письма… потерял.

Настя. В снег уронил? Когда лез? Чего смотрите, искать пошли!

Володя. Не надо искать ничего.

Пауза. Вдруг Женька бегом бросается к туалету, распахивает дверь, замирает в дверном проеме и сразу же возвращается.

Женька. Я так и знал. Концы в воду, да?

Володя. Эти письма ничего бы не доказали.

Женька. А ты эксперт, что ли?

Настя. Володя, где письма?

Женька. В параше письма! Клочки прилипли! Иди посмотри!

Настя. Володя, зачем?!

Женька. Какой компромат!

Володя. Тебе лишь бы компромат. На людей насрать.

Женька. А ты огласки боишься! (Хочет ударить Володю.)

Настя. А ну харэ! (Володе.) Зачем?

Володя. Да не было у них ничего.

Настя. Откуда тебе знать? Она могла сказать все, что угодно!

Володя. Я-то ее знаю. А ты слепая. Ты же сама любила моего отца. Первый курс, тебе было семнадцать лет.

Настя. Ей пятнадцать!

Володя. У них не было ничего. А вы и на раскопки вместе ездили…

Настя замахивается на него, но рука застывает в воздухе.

Настя. Ну и что?

Володя. Если ты видишь во мне отца… Но я — это я. Если только отца, то — не нужно.

Пауза. Володя, помедлив, направляется к выходу.

19. ДЕРЕВО БЕЗ ЦВЕТОВ

Вокзал, поздний вечер. Падает снег. У входа зябко переминается с ноги на ногу Леся. К ней подходит Захарцев.

Захарцев. Как ты узнала, что я уезжаю сегодня?

Леся. Позвонила в деканат.

Захарцев. Не понимаю, зачем трагедию раздувать? Я еду в область. К тетке. Старая она уже. Побуду с месяц, решу, что делать… Ну вот зачем ты пришла?

Леся. Мне там сказали, что вы уезжаете на Север.

Захарцев. Ну да, деревня на севере.

Леся. Олег Петрович…

Захарцев. Что?

Долгая пауза. Двери вокзала открываются и закрываются, люди движутся мимо, проходят между Лесей и Захарцевым.

Захарцев. Ладно, давай...

Поворачивается, чтобы уйти, но Леся догоняет его, обнимает. Захарцев останавливается. Какое-то время они остаются неподвижными в потоке, проходящем сквозь двери.

Захарцев. Пообещай мне одну вещь… Никогда не выдумывай людей. Они от этого, может, страдают еще больше, чем ты сама. Прощай.

Захарцев освобождается от объятий Леси, исчезает в дверях вокзала. Леся стоит и смотрит вслед. Сзади подходит Женька.

Женька. Романтично-то как, чтоб мне сдохнуть…

Леся (гневно). Ты?!

Женька. Да не злись ты так. Я тоже позвонил в деканат.

Леся. Зачем?

Женька. Хотел извиниться.

Леся. Будто это чем-то поможет.

Женька. Он же сам сказал — в область едет, к тетке! Поварится там и вернется. Что ты переживаешь-то?

Леся. Дурак. Дебил.

Женька. Ну давай, ударь меня. (Леся замахивается, но, помедлив, опускает руку.) Ударь, тебе легче будет. Хочешь, снегом закидай. Я считаю, что все сделал правильно. Неизвестно, до чего могло бы дойти.

Леся. Да уж это не твое дело! (Начинает закидывать его снегом, засовывает за шиворот. Женька вертится волчком.) Как вы меня задолбали все… Нравоучители хреновы! (Зло кидает в Женьку снегом — еще, еще.) Вот тебе! Надо было и ему снега за шиворот…

Женька (хохочет). Давай, давай! Давай за шиворот! Нефиг тут поучать!

Они закидывают друг друга снежками. Леся попадает снежком Женьке в лицо.

Женька. Ой! В глаза-то зачем? Щас, погодь, протру окуляры… (Снимает очки, его толкает сумкой проходящая тетка, Женька падает в сугроб, по-дурацки задрав ноги. Леся, неожиданно для себя, начинает хохотать, и смех не злой. Женька возится, пытаясь встать.) Где очки? Блин, очки посеял. Поищи, а?

Леся. Может, здесь?

Задыхаясь от смеха, Леся шарит руками в снегу. Женька хватает ее за руку, тянет на себя, Леся с визгом падает на него.

Женька. Теперь ты их точно расплющила!

Леся. Зачем ты меня уронил? (Хохочет, не может встать.)

Женька. Я уронил? Ты сама себя уронила! Падшая женщина! (Оба так сильно смеются, что не могут встать.) Давай снежного ангела сделаем! Будешь тогда падший ангел! (Делают «снежного ангела», встают, смотрят на результат.) Это каракатица. Какие мы все-таки идиоты!

Леся. Нет. Это дерево.

ЭПИЛОГ

Вокзальные объявления: «Поезд отправляется…» Помехи, шумы, хрипы. Сквозь белый шум прорываются голоса. Они продолжают звучать, пока свет медленно гаснет.

Женский голос. Не надо ему звонить.

Голос девочки. Хочешь, я расскажу тебе сказку?

Женский голос. Он сменил номер.

Голос девочки. Папа, когда ты вернешься?

Голос Сергунова-старшего. Пять минут в запасе, потом я пойду.

Голос Володи. Я до сих пор не знаю причины.

Женский голос. Зачем тебе знать?

Голос Захарцева. Легче зачеркнуть человека.

Голос Сергунова-старшего. Ты все выдумал.

Голос Захарцева. Надо платить по счетам.

Голос Сергунова-старшего. До начала истории нет ни правых, ни виноватых.

Голос Захарцева. Откуда ты знаешь, когда все началось?

 

 

Занавес

100-летие «Сибирских огней»